— Поднимись наверх, может быть, девочка еще дома, — сказал следователь второму полицейскому.
Киллиан взглянул на часы. Было 7:20.
— Обычно они выходят не раньше половины восьмого.
Полицейский в форме вышел.
— Дайте мне адрес вашей матери, пожалуйста, — попросил инспектор. Он говорил серьезно и давал понять, что разговор пока не окончен, а дело не закрыто.
— Конечно… Это в…
— Лучше напишите. — Инспектор протянул блокнот, открытый на чистой странице. — И напишите номер вашего мобильного и телефон матери, пожалуйста.
У Киллиана снова возникло впечатление, что этот мужчина недооценивает его ум и пытается заманить в примитивную ловушку. Он написал адрес и телефоны большими буквами, стараясь посильнее вытянуть и сузить все изгибы. Почерк был совершенно не похож на тот, что полицейские нашли на стене ванной комнаты Клары. Он даже постарался держать ручку по-другому, не так, как обычно, чтобы давление на бумагу было иным.
Пока он писал, в приподнятом настроении оттого, что вышел с честью из этой беседы, он придумал, как ее можно завершить.
— Честно говоря, вообще никогда не понимал, как можно взять и покончить с собой…
Инспектор смотрел, как он пишет.
— Да, я вас слушаю, продолжайте.
— Жизнь — это единственное, что у нас есть. И когда мы преодолеваем… когда проходят какие-то плохие моменты, обязательно наступает что-то хорошее. Всегда. Без жизни мы ничто. Без жизни мы просто исчезнем. — Он вернул блокнот инспектору. — Не понимаю, как можно хотеть исчезнуть…
Следователь прочитал написанное. Вроде бы все было в порядке.
— Вы в курсе, как себя чувствует мисс Клара? Все это так ужасно… Я так за нее переживаю…
— Она наверху, у себя, — удивил его инспектор. — Вчера, когда в квартире все было вверх дном и везде была кровь, мы не смогли толком провести обыск.
Внезапно Киллиан вспомнил про айфон Марка, который все еще лежал в кармане его пальто. Но даже вероятность лишних подозрений, которые может породить отсутствие телефона, была ничем по сравнению с тем фактом, что Клара совсем рядом, в этом доме. Девушка, рядом с которой он провел почти все ночи с тех пор, как начал здесь работать, никуда не уехала.
— Хорошо, не исключаю, что позвоню вам в ближайшие дни.
— Буду раз снова поговорить с вами.
Они пожали друг другу руки.
— Одна просьба. Постарайтесь все-таки отдохнуть. От недостатка сна можно и умереть. — Полицейский улыбнулся. — Это еще одна знаменитая фраза моего деда.
И инспектор, насвистывая, пошел по коридору, а его лицо так ни на секунду и не выдало его истинных мыслей.
Киллиан вышел в вестибюль здания с чемоданом и коробками и стоял у почтовых ящиков в тихом ожидании. Соседи, выходившие из дома, вежливо здоровались; они неуютно себя чувствовали, сталкиваясь с бывшим консьержем, о котором уже успели забыть.
То, чего он ждал, произошло в 9:38. Двери лифта открылись, и в холл вышла Клара вместе с женщиной лет шестидесяти, седой, но очень похожей на нее лицом. Их сопровождал инспектор.
Наконец-то, после всего, что произошло он увидел Клару. Увидел результат своего долгого, тяжелого и успешного труда. Наконец-то. Зрачки Киллиана расширились. Его глаза сейчас были живыми, как никогда. Он выпрямился, отделившись от почтовых ящиков, и почувствовал, как его организм заряжается адреналином. Лицо девушки было искажено болью, ее было не узнать: красные, опухшие глаза, бледная кожа. Не верилось, что когда-то она была способна улыбаться; весь ее вид выражал чистое страдание, пустившее глубокие корни.
Киллиан подошел ближе:
— Мисс Кинг, приношу вам глубокие и искренние соболезнования.
Клара посмотрела на него невидящим взглядом, на ходу, как будто не узнала.
— Это страшная трагедия. Я не знаю, что сказать. Я практически его не знал, но уверен, что он был хорошим человеком.
В глазах Клары появились слезы.
— Я знаю, что вам сейчас очень больно. Но вы должны знать, что так надо. — Мать Клары удивленно вскинула брови. — Сейчас вы испытываете сильную боль, потому что любовь тоже была очень сильной. Любить кого-то — это всегда риск. — Киллиан взял девушку за руку. — Если мы не хотим страдать, мы не должны любить… — он улыбнулся, — но жить без любви было бы невозможно.
Девушка подняла руку и погладила консьержа по щеке в импульсивном, почти детском порыве.
— Спасибо, Киллиан, — удалось ей выговорить.
Он чувствовал запах ее кожи, не замаскированный ни дезодорантом, ни кремом. Она даже не принимала душ; спутанные волосы блестели от жира.
— Надеюсь, однажды к вам вернется ваша чудесная улыбка.
— Пойдем, доченька, — сказала мать Клары, чтобы избежать приступа рыданий, который могли спровоцировать слова Киллиана.
Инспектор смотрел на Киллиана меланхоличным взглядом, который появился после его рассказа о беременности Клары, и, вероятно, не от Марка.
Как он делал прежде десятки раз, Киллиан прошел чуть вперед и распахнул перед Кларой стеклянную дверь. На улице стоял блестящий серый «додж», за рулем которого сидела девушка, тоже рыжеволосая.
Прежде чем сесть в машину, Клара оглянулась и посмотрела на здание, на свой дом. Это было невыносимо. Она заплакала. Мать схватила ее, обняла, чтобы девушка не упала на тротуар.
Киллиан стоял в дверях и наслаждался моментом. Он провожал взглядом двух женщин, которые неуклюже садились в машину. Клара сразу исчезла из виду — наверное, скорчилась на сиденье. Ее мать о чем-то поговорила со второй дочерью и снова начала утешать Клару. Сестра, прежде чем тронуться с места, посмотрела в зеркало заднего вида на дорогу.