Консьерж - Страница 8

В этой квартире спальня не представляла никакого интереса. Он прошел через гостиную и направился на кухню. Со всех сторон, из каждого угла на него смотрели портреты миссис Норман; большая часть фотографий была сделана много лет назад, некоторые — в кругу семьи. Глядя на эти фотографии, можно было без труда представить себе всю жизнь миссис Норман. Единственная наследница аристократического семейства, она училась только в дорогих частных школах. Практически на всех фотографиях она была очень хорошо одета, даже несколько более нарядно, чем того требовали обстоятельства. Каждый снимок явно был сделан после долгого и тщательного позирования, и вид получался неестественный, а в сочетании с пышностью нарядов — даже смехотворный. Судя по фотографиям, в ее жизни не было мужчины, за исключением отца или какого-то друга семьи, намного старше ее. Телевизор украшало фото собак — Барбары, Селин и Ареты и еще одного пса — в красивой серебряной рамке с цветочным орнаментом.

Миссис Норман, как и обещала, оставила на столе пудинг, рядом с которым лежала открытка «Нашему дорогому другу Киллиану», подписанная именами хозяйки и трех «девочек». Киллиан без особого интереса понюхал пудинг, а собачки бегали за ним и лаяли в ожидании ужина. Три мисочки с именами собак стояли пустыми.

Он отлично знал, где что лежит, и открыл шкафчик с собачьим кормом. Достал только один пакет, голубого цвета, и насыпал из него корм, не притрагиваясь к мерной ложке. Каждой собаке досталась полная миска, и они набросились на еду раньше, чем Киллиан успел убрать пакет обратно в шкафчик.

Выполнив задание, он решительно направился к двери, намереваясь завершить сегодняшний «обход», когда вдруг столкнулся с просящими взглядами собак, все еще голодных, и изменил план.

Он взял со стола пудинг и разделил его на три части, разложив по собачьим мискам. Животные набросились на угощение. Киллиан дождался, пока они все съедят, чтобы убедиться, что не осталось ни крошки пудинга, а потом написал миссис Норман (и собачкам) записку, в которой благодарил за оказанную любезность и угощение.

Прежде чем пойти в квартиру Клары, ему нужно было совершить еще один визит. Он провел с собаками чуть больше времени, чем рассчитывал, но семью Лоренцо он посещал каждый день, даже в выходные, и не хотел нарушать это правило.

Чтобы войти в квартиру 6С, ему не нужны были ключи, потому что дома всегда кто-то был. Дверь открыл сеньор Джованни, вежливый пожилой человек невысокого роста:

— Проходи, Киллиан. Выпьешь что-нибудь?

Сеньора была на кухне, готовила ужин. В какое бы время он ни пришел, она всегда была на кухне.

— Привет, Киллиан, — крикнула она. — Хочешь кофе?

— Может, рюмочку граппы? — предложил ее муж.

Как всегда, Киллиан вежливо отклонил все предложения. Он пришел за тем, за чем пришел.

— Сегодня совсем нет времени, — объяснил он. — Я пройду?

— Эх, ты не знаешь, что теряешь. — Сеньор Джованни продолжал намекать на выпивку, пока они вместе шли к комнате Алессандро, единственного из трех детей в семье, все еще жившего с родителями.

У младшего сына супругов Лоренцо не было иного выбора. Однажды утром, после небольшой, но фатальной ошибки, допущенной во время занятий городским паркуром, он очнулся в больнице Маунт-Синай, не чувствуя рук и ног и не имея возможности пошевелить губами. То, что левый глаз не закрывается, он осознал гораздо позже. Падение, которого он не помнил, привело к перелому таза, бедренных костей и черепно-мозговой травме, которая, в свою очередь, вызвала полный паралич лица, рук и ног.

Последним воспоминанием Алессандро были ободряющие крики друзей, которые призывали его прыгнуть с крыши одного здания на крышу другого где-то в районе Ист-Сайда. Паркур для их компании был не мелким хулиганством, но целой философией, а Алессандро был трейсером, добросовестным приверженцем паркура, объединяющего спорт с идеей свободного движения и постоянного преодоления препятствий — стен, заборов, ям, крыш и балконов, — причем как можно более быстрого и пластичного. Он делал это сотни раз, вместе с друзьями и приятелями, с любимой девушкой, один. Следуя девизу «Быть в движении!», он постоянно двигался вперед, и ничто не могло его остановить.

Однако теперь Алессандро был не просто остановлен. Он лежал в кровати, напоминая высохший скелет. Друзья продолжали двигаться вперед и преодолевать препятствия. Его они не навещали.

Список последствий травмы был столь же жестоким, сколь и длинным: к потере мышечной массы постепенно добавилась утрата контроля над сфинктером. Алессандро не мог глотать и получал протертую пищу через резиновую трубку, которая входила прямо в горло. С постоянными запорами приходилось бороться лекарствами и унизительным массажем живота, который каждое утро в течение часа делала ему мать. Кислород ему давали только на ночь, пока он был нужен больше для профилактики.

Обездвиженность полностью лишила Алессандро возможности общения. Несмотря на настойчивые рекомендации врачей, родители пренебрегли покупкой компьютера с оптическим датчиком, считывающим взгляд. Они с трудом заставили себя привыкнуть даже к мобильному телефону, и сама мысль о компьютере, который мог бы помочь их сыну заговорить, была для них невозможной.

Сексуальная функция у Алессандро не нарушилась, что делало его приговор еще более издевательским и мучительным.

Врачи пытались обнадежить семью: восстановление, хотя бы частичное, все еще возможно. Действительно, за два года, прошедших после катастрофы, он вновь приобрел способность закрывать левый глаз и напрягать мышцы лица. Больше ничего.